В 2016 году Арсеньевской епархии исполняется 5 лет. В связи с этой круглой датой планируется выпустить цикл интервью под названием «Люди Арсеньевской епархии». Люди Церкви – кто они? Жизнь пройти – не поле перейти, но каждого человека ведет Божественный Промысел. Люди – это главное богатство, главное сокровище всей полноты Церкви и Арсеньевской епархии как её части.

Наш цикл открывает интервью с иереем Владимиром Абрамовым.

– Вот уже почти 30 лет я живу в селе Самарка. Самарка находится в самом центре Приморья, ведь Чугуевский район – это центральный район Приморского края.

Я родился в городе Ачинске Красноярского края. Этот город с населением в 100 тысяч человек расположен недалеко от Красноярска. Он известен тем, что в советское время там был Канско-Ачинский топливно-энергетический комплекс, где находился один из крупнейших заводов по производству глинозёма. Ачинский глинозёмный комбинат – это один из мировых лидеров. Он служил основной для Красноярского алюминиевого завода. До сих пор в Ачинске живут мои родители. Последний раз я был в Ачинске 5 лет назад, на 70-летие моей матери.

В детстве мы очень часто с родителями ездили на машине к родителям моего отца в одну деревню в Читинской области. Путь в одну сторону составлял примерно 4000 км. Проезжали Иркутскую область, побережье Байкала, юг Читинской области. Мой дедушка очень любил охоту, и там, на Байкале, родители проводили свой отпуск ходили за грибами, рыбачили, ягоды собирали, просто отдыхали душой.

Должно быть, именно это и повлияло на мой выбор профессии: хотел заниматься чем-либо, связанным с природой. В 1981 году поступил в Иркутский сельскохозяйственный институт на охотоведа-биолога. В 1986 году  с отличием закончил институт. По распределению мог выбрать себе любое место, где должен был отработать минимум 3 года. В советское время тебе давали возможность поехать по распределению в различные уголки нашей Родины, в зависимости от учебы. Это сейчас наши выпускники ищут, куда бы на работу устроиться…

Не знаю, почему выбрал именно Приморье. Никогда здесь не был, только слышал о нем. Увидел, что в Чугуевку требуется специалист и приехал сюда 1 сентября 1986. Хотя многие спрашивали меня: «Почему?», «Зачем ты в какую-то глушь уезжаешь?! Давай в аспирантуру поступай!» Но мне ужасно не хотелось иметь дело с бумажками, хотелось уже работать, трудиться, применять свои знания на практике.

Охотовед-биолог – это очень интересная специальность. В обязанности охотоведа входит организация охотничьего хозяйства, подготовка дикоросов. Перед окончанием мной института мы с моей будущей женой, Еленой, поженились. В 1986 году я приехал сюда один, чтобы посмотреть, оформиться, устроиться, а потом уже ее вызвать. Тогда это была приграничная зона, и в Приморский край можно было попасть только через Владивосток и только по специальному пропуску. Из Чугуевки меня направили в Самарку, начальником участка кобзеропромхоза – кооперативного звероводческо-промыслового хозяйства. Оно занималось заготовкой пушнины, заготовкой дикого мяса, покупкой у населения мёда, кроликов и тому подобное. Вот организацией этой работы я и занимался.

Вскоре ко мне прилетела моя супруга, и с этого момента мы так и живем здесь. Хотя первое время не думал, что здесь останусь. На момент приезда сюда мне было 22 года.

Через 2 года родители моей жены переехали к нам из Читинской области, и до сих пор и живут рядом с нами, помогая нам во всем.

– Когда мы ездили в отпуск в Забайкалье, к родителям моего отца, то наши отцы – мой отец, и Анохин Валерий Васильевич, мой будущий тесть, были друзьями: вместе учились, вместе охотились. Моя будущая жена младше меня на 4 года, и первоначально Лену совсем не замечал. По-настоящему мы с ней познакомились, когда учился на первых курсах института. Позже она приехала в Иркутск учиться на экономиста горной промышленности, и тоже вместе с ней учился, только на охотоведа. Мы общались около 3 лет, а потом, когда она приехала в Иркутск учиться, сделал ей предложение.

Должно быть, наши предки молились за нас: у Лены бабушка была верующая. Правда, в молодые годы мы не задумывались о вере. В Иркутске был только один незакрытый храм, и пару раз приходил на Пасху.

У моей тёщи было пятеро детей, двое из которых умерли при родах. Она никогда не была против детей, считала, что нужно рожать всех, лишь бы сил хватило потянуть. Поэтому и мы думали, что родим хотя бы троих детей. Толчок к многодетности произошел после того, как мы пришли к Вере.

К вере мы пришли следующим образом: в конце 90х годов у младшего брата моей жены по имени Федор, которому в то время было 9 лет, обнаружили рак почки. Мать, Лидия Федоровна, поехала с ним в больницу, почку изъяли, но это не помогло. Естественно, в это время вся семья переживала, все начали просить помощи у Бога. Брата окрестили, все стали молиться, как могли, о его выздоровлении.

В это время как раз началось возрождение храмов, протоиерей Александр Сулема начал ездить в Чугуевку, чтобы совершать службы. Супруга настаивала, чтобы мы ездили туда, и мы стали ездить туда по выходным. Брат совершенно выздоровел, его даже сняли с учёта в онкодиспансере. Он прожил еще 17 лет после этого. Все дети, которые лежали с ним вместе в онкодиспансере, умерли, а он остался жив.

В 1999 году в Самарке была совершена первая Божественная Литургия под открытым небом, на месте старого разрушенного храма. Потом мы купили домик, и о. Александр приезжал и совершал там молебны. Тогда же, в Чугуевке, мы обвенчались. До венчания у нас родилось четверо детей, причем решение о четвертом ребенке мне трудно далось. Я думал: «Я не потяну! Разве можно столько детей вырастить?!» Но будущая матушка выстояла мои натиски и сказала: «Всё равно буду рожать».

Ну а потом, когда мы обвенчались, всё стало на свои места. Мы стали молиться, стали постоянно ездить в Чугуевку на своем микроавтобусе. Набивали полный автобус бабушек, брали всех детей с собой, ставили дополнительные табуреточки и ездили – до 12 человек набивалось. От Самарки до Чугуевки 86 километров. На воскресную Литургию, на праздничные службы обязательно приезжали. А потом уже о. Александр, увидев наше рвение, предложил нам организовать приход в Самарке.

После нашего венчания у нас родилось еще 6 детей, и вопросов – оставлять ребенка или нет – уже не возникало. Сомнения конечно были – потянем ли? Сейчас вот мне 52 года будет, а младшей дочери – 5 лет. Опасаешься конечно…

– Восхищаюсь Вашей матушкой.

– Честно говоря, я тоже ей восхищаюсь. Она много сделала и в моей жизни тоже. То, что я стал священником – это во многом ее заслуга.

– Сначала я работал по специальности, был начальником охотничьего участка. Затем пошли сокращения, и я стал простым изготовителем. Мы добывали пушных зверей, добывали зверей для мяса и дикоросы. Отсылали это всё на пушно-меховую базу в Иркутске, мясо сдавали в промхоз, оно развозилось во Владивосток. Также мы заготавливали и солили папоротник, собирали лимонник, шиповник, орехи. Одним словом, всё, что давала тайга.

В перестройку всё это рухнуло, все предприятия разорились. Тогда мне пришлось стать индивидуальным предпринимателем, чтобы содержать свою семью. В 1994 году мы открыли магазинчик «Анюта», названный в честь нашей новорожденной дочери Анны. Он существует и по сей день. На тот момент у меня было четверо детей. Как раз тогда, как я уже рассказывал, мы все пришли к Вере. Я заинтересовался службой и начал разбираться: почему именно так читается? Почему именно так поётся? Отец Александр давал мне книги, благословлял помогать ему с составлением службы, читать на клиросе. Со временем я стал старостой нашей прихода в Самарке. Через какое-то время отец Александр предложил мне подумать о рукоположении, но я категорически отказался: «Ну как я смогу, у меня такая семья большая, когда я буду этим заниматься? Я не готов к этому». В общем, не мог решиться.

А когда приехал наш Владыка Гурий, он напрямую задал мне вопрос об этом, поставил его ребром. Решил рукоположить меня во чтеца и иподиакона. Меня должны были рукоположить на Литургии, но накануне вечером сбежал со службы, сам не зная почему. Это была первая Литургия в моей жизни, с которой сбежал. Не знаю, что со мной тогда творилось.

Владыка приехал поговорить со мной, посмотреть на моё состояние. Не знал, правильно поступаю или нет. Он предложил узнать обо мне у лаврского старца архимандрита Наума (Байбородова): «Расскажу ему всю ситуацию, как он благословит». Я согласился. Старец благословил, но сказал: «Не всё сразу получится, не надо нажимать». Так оно и вышло.

Не мог определиться. С одной стороны, я понимал, что служение Богу – это самое высшее, чего можно достичь в жизни. С другой стороны, чувствовал себя недостойным этого призвания.

Подтолкнул меня отец Анатолий. Сказал, что надо определиться: либо да, либо нет. Также меня очень сильно поддержала матушка. Как только меня рукоположили, она сказала: «Наконец-то ты успокоился». И сам я тоже это почувствовал. Как-то спокойнее стало всё в жизни.

И теперь, я всегда прошу у Господа сил, чтобы и семью поднять, и служить.

– 9 лет мы воспитывали двоих приемных детей: старшего Женьку (мы его взяли в возрасте 10 лет) и младшего Алешу (взяли в возрасте 8 лет). Они – родные братья. Последний год у нас возникли серьезные трудности с Алексеем. В духовном плане не смог как-то направить его, остановить. Когда ему было 16 лет, нам пришлось расстаться. Вообще, я за эти годы сделал такой вывод: приемные дети – это очень-очень сложно. Это надо настолько всё продумать… Пока они маленькие, можно справиться со всем. А как только начинается переходный возраст, то тут…

Началось всё с аварии. Алексей у нас попал в аварию, его сбил мотоцикл, когда он ехал на велосипеде. Наши фельдшера сказали, что это просто чудо, что он выжил. В тот день мы уехали на присягу нашего четвертого ребенка, Алексея, а все остались дома. Была договоренность, чтобы вечером все уже были дома, дедушка за ними приглядывал. А Алексей убежал, поехал с мальчишками кататься, курить сигареты и пиво пить. Но это потом уже выяснилось, когда нам его вещи в больнице отдавали.

Ребята попили пиво, покурили и поехали домой, втроем на одном велосипеде. В середине сидел Алексей. На перекрестке вылетел мотоцикл и вылетел прямо в центр, именно в Алексея. Два его друга отделались легкими ушибами, а у Алексея было множество переломов: основания черепа, руки, ноги… Думали, что он не выживет. Все молились.

Если бы он вел себя так, как принято у нас в семье, он бы и не попал в эту аварию.

После этих событий, когда он стал взрослеть, он перестал слушаться. Мы с ним разговаривали по-хорошему, беседовали с ним, вразумляли. Он стал курить, выпивать… В конце концов наступил момент, когда пришлось сделать вывод, что мы не справляемся. Я считаю, что он сам выбрал. Сейчас он живет в детском доме.

Мать у Жени и Алеши алкоголичка, лишена родительских прав. Мы столкнулись с ней, когда переоформляли документы. Тогда я наслушался много оскорблений в свой адрес: «вот вы, попы, берете детей только, чтобы они на вас пахали!» и всё в таком духе. Естественно, в такой большой семье как наша, у каждого есть свой круг обязанностей по дому. Был он и у Леши, и это было преподнесено матерью как непосильный труд и эксплуатация. За все эти годы она нисколько не изменилась, за эти 9 лет она ни разу не позвонила и не спросила, где ее дети находятся, что с ними. Когда Женя в 15-летнем возрасте впервые с ней встретился, он вернулся и сказал, что больше к ней не поедет. До сих пор он говорит: «Я маму свою не знаю и не хочу о ней ничего слышать», а Алексей по-другому относится, подпадает под её влияние.

Если родители не приносят покаяния за свои грехи, или если их близкие не приносят за них покаяния, то всё это очень тяжело исправить. Например, Алексей соглашается со всем что я говорю, соглашается, что в семье лучше жить, и тут же ему звонит друг, зовет погулять. Говорю ему: «Я тебе не разрешаю идти, потому что ты опять будешь выпивать», но он меня не слышит, не слушается. Что мне с ним делать? Бить его, или как?

Скоро будет уже год, как Алексей ушел из нашей семьи. За это время он ни разу не позвонил, ни разу не контактировал с нами. Он считает, что он ни в чем не виноват, только мы виноваты. Сейчас детей в детских домах воспитывают именно так: все перед ним виноваты. Все им должны. Хорошо, если где-то работают священники с детьми из детдомов, но это единичные случаи. У них нет трудотерапии. Раньше как детей воспитывали? Через совместный труд. У них этого ничего нет. Это считается эксплуатация детского труда. А как его тогда воспитывать? Это очень страшно, конечно. Детдомовцы считают, что все им должны дать.

Поэтому к вопросу усыновления нужно относиться очень серьёзно. Если человек чувствует, что у него хватит любви на всё, чтобы воспитать такого ребенка, то можно усыновлять.

У Евгения тоже были проблемы, но он старается нас понять. Он постоянно ссорится со своим братом, не понимает его. Наверное, это грехи родителей. Как бы то ни было, Женя родился в семье, а Лешка родился неизвестно от кого. Если бы не было опасности для моих детей, я бы постарался бы справиться с этой ситуацией. Но после одного очень неприятного инцидента мы решили, что он больше не может жить в нашей семье, так как его поведение было аморальным, и мы очень боялись за своих детей.

– Нет. Нам просто предложили двух братьев. Мы вообще хотели взять одного ребеночка, младенчика, годовалого или около того. А когда мы позвонили в опеку, нам выбора не предоставили, а сказали: «Если Вы сейчас не заберете этих ребят, они поедут в детский дом во Владивосток». Приехали, посмотрели и взяли под опеку. Я не жалею о том решении, но теперь отношусь к этому вопросу очень осторожно. Надо внимательно на всё смотреть: в каком состоянии находитесь Вы, какая обстановка в доме, как Ваши дети к этому относятся… Общаюсь со многими усыновителями, и у всех есть какие-то проблемы, просто не все об этом говорят. И органы опеки говорят то же самое: очень мало детей из детдома вписываются в общество нормально. Потому что груз грехов родителей, он тянет. Пока они были маленькие, они участвовали в службе. А когда подросли, то резко перестали. Стало интереснее то, что на улице. К сожалению, в духовном плане у нас нет нормальных сверстников, особенно среди мальчишек. Не было другого примера.

– Самый старший – Владимир, наш первенец. Ему 29, закончил ТОВМИ им.С.О. Макарова, штурман, боевой офицер, капитан-лейтенант по званию. Служит на Балтийском флоте. Живет в Калининградской области. Увлекается военным делом, хотя это и тяжело дается. Штурман дивизиона тральщиков. Был на малом ракетном корабле штурманом. Женат, есть дети.

– Светлана, 28 лет. Закончила ДВФУ по теологии с красным дипломом. Замужем, четверо детей – София, Трофим, Дария, Варвара. Муж у нее военный, живут они в Находке. Очень деятельный, активный человек.

– Анна, 22 года, закончила ДВФУ по теологии. Замужем, один ребенок – Серафима. Муж Иван ходит в моря, а она живет с нами: помогает мне по приходу, работает в воскресной школе. Очень деятельная.

– Алексей – 20 лет, заканчивает 3 курс ТОВМУ в г. Владивосток, учится на штурмана как и старший брат. Третий на курсе по успеваемости.

– Елизавета – 16 лет, заканчивает 10 класс в МКОУ СОШ №6 с. Самарка. Отличница, участвует в художественной самодеятельности (поет, танцует), также как и старшие сестры занимается волейболом, капитан женской волейбольной команды, помогает маме на клиросе.

– Татьяна – 14 лет, заканчивает 8 класс в той же школе, поет, танцует, играет в волейбол, рисует, помогает на клиросе.

– Лидия – 12 лет, заканчивает 6 класс, поет, танцует, играет в волейбол. Очень любит детей.

– Тихон, 9 лет, заканчивает 3 класс, пономарит отцу при храме.

– Яков – 7 лет, заканчивает 1 класс, пономарит.

– Зоя, 5 лет.

Приёмные дети:

– Евгений, старший из братьев, 20 лет, живет чаще всего у родителей, то есть у нас дома. На днях должен идти в армию, закончил ПТУ-54 в с.Чугуевка.

С Лешей наши дороги разошлись, к сожалению, а вот с Евгением мы до сих пор общаемся и часто видимся.

– Как к ним можно относиться? Аборт – это однозначное детоубийство, и никаких оправданий здесь быть не может. Я сам не сразу к этому пришел, не понимал, что происходит. Что касается УЗИ, то оно и вредно для самого ребенка, и мало что показывает. Ну как так можно заглянуть и узнать: урод там, не урод?! Господь-то может и не показать, кто там находится. Кстати сказать, у нашей дочери последней недавно внучка родилась. Ей 3 раза делали УЗИ, но так и не смогли определить пол будущего ребенка. На последних детях мы вообще отказывались от УЗИ. Если всё нормально протекает, если нет никаких осложнений, зачем тревожить, зачем заглядывать?

Для чего создается семья? Для того, чтобы рожать детей, вместе быть, вместе переносить все трудности. Если мы совершаем грех аборта, мы разрушаем свою семью в принципе. Потому что невозможно преодолевать другие трудности, если мы стараемся избавиться от детей.

Как можно говорить: «давайте сначала купим квартиру, машину, себя оденем, а в это время будем убивать? Во время зачатия Господом даётся душа, вдыхается вот в эту клеточку, и растет человечек со своей душой. Как можно его уничтожить? Я категорически против этого, и даже если у человека какие-то сложные обстоятельства, нужно молиться, нужно просить у Господа помощи. Он всегда поможет, откликнется.

Часто мы своими грехами призываем на себя гнев Божий. Очень часто рожают детей без папы например, то есть без создания семьи. Как к этому относиться? Это грех, это большой грех. Это любодеяние, блуд. А если мы совершаем грех, то мы должны через то, чтобы выносить этого ребеночка, родить его, этим искупить этот грех. Если даже будут какие-то отклонения у этого малыша, это будет напоминанием о том, что мы совершили в этой жизни большой грех. Вот так.

– Тяжело это принять, если даун родится или какое-то другое отклонение. Во-первых, если ребенок родится, и он не может жить, умирает, но ты готов к этому и успеваешь его покрестить, то эта душа человеческая, она идет в светлое место, к Господу. Ты не совершаешь страшную вещь, страшный поступок, страшный грех.

Второе. Если человечек выживает, то смысл жизни у тебя в этом и есть. Господь дал тебе такое испытание, чтобы не служил ты этому малышу, калеке. Это очень тяжело конечно принять. Это говорить легко, а самому испытать и пройти через это – это не каждый сможет, это не каждому дано. Господь нам и говорит в Евангелии, что дается каждому по мере его сил, то есть не выше того, что он может понести. Поэтому если это дано человеку, он должен это выдержать.

Очень часто распадаются из-за этого семьи, если жена категорически против аборта, и рождается с отклонениями ребенок, муж часто не выдерживает и бросает. И ей остается вот такой подвиг нести… Но рано или поздно мы все перейдем в другую жизнь, перед Господом предстанем с ответом, и Он же спросит с нас за всё. Если ты всё выдержишь и не убьешь своего больного ребенка, и понесешь этот подвиг до конца, то тебе будет легче на Суде Божием.

– К усыновлению у меня сейчас очень осторожное отношение. Мы сами прошли через это, и не всё так просто и радостно бывает. Пока они малыши, маленькие, они слушаются и воспитываются вроде бы в кругу семьи. А когда подрастают, и начинается переходный период, и начинаются проблемы… Тот грех родителей, который в них заложен, он всё равно «вылазит». Потому что в большинстве случаев родители лишаются родительских прав из-за проблем с алкоголем. Выпивают, бросают детей, ведут аморальный, греховный образ жизни. У нас в медицине говорят – генетическая предрасположенность. А на самом деле это так происходит: если родители не каются, то грех ложится на детей.

Одним словом, человек должен очень хорошо подумать, хватит ли у него именно духовных сил для этого. Физических-то наверное хватит, а вот духовных…

Также нужно смотреть, есть ли в тебе любовь к людям. Если ты не любишь людей, ты не будешь любить этого человека, которого ты примешь в свой дом. Без любви воспитывать бесполезно. Поэтому нужно очень внимательно посмотреть, как Ваши дети относятся к этому вопросу. Малыши более способны принять детдомовских детей, а у взрослых часто ревность возникает. У меня неоднозначное отношение к этому, очень осторожно нужно к этому относиться.

В целом я согласен с о. Димитрием Смирновым. Я тоже всегда считал, что лучше взять маленького, чем взрослого человека. Все равно он воспитывается в семье, и навыки какие-то у него остаются.

– Секрет только в одном: уступать друг другу, слышать друг друга. Терпение. Мы всё равно абсолютно разные люди. То, что происходит с влюбленными первые месяцы – это чувство нельзя назвать любовью. Это влюбленность, скорее всего. Любовь приходит только с годами, когда ты начинаешь понимать, что хочет твоя половинка, как она относится к этой проблеме, к этой жизни, к детям, к твоим проблемам…

Не может быть такой семьи, чтобы не возникало трений, особенно в первые годы совместной жизни. Это невозможно просто. У каждого свой характер, у каждого свои взгляды. Конечно, мы как христиане объединены Верой. И то очень много примеров, когда распадаются венчанные браки, созданные верующими людьми. Это очень тревожный симптом.

Прежде всего, семью объединяют дети. Когда дети рождаются, очень много возникает хлопот, проблем, которые нужно решать. И если влюбленность перешла все-таки в любовь, ты никогда не бросишь этого человека, будешь помогать своей половинке. Это объединяет и укрепляет. А потом еще раз повторюсь – понимание друг друга. Нужно слышать своего близкого, родного человека – что он хочет, насколько возможно ему помочь. Какого-то универсального секрета семейного счастья нет, невозможно его вывести, это с годами воспитывается. Нам тоже родители советовали: вот так нужно себя вести, вот так вот… Мы же это всё игнорируем очень часто, пока сами себе не набьем шишек. Божьей помощью нужно все вопросы решать и жить так, как Господь велит. Если мы будем соединять семейную жизнь с заповедями Божиими, то всё будет хорошо.