В 2016 году Арсеньевской епархии исполняется 5 лет. В связи с этой круглой датой планируется выпустить цикл интервью под названием «Люди Арсеньевской епархии». Люди Церкви – кто они? Жизнь пройти – не поле перейти, но каждого человека ведет Божественный Промысел. Люди – это главное богатство, главное сокровище всей полноты Церкви и Арсеньевской епархии как её части.

Иеромонах Варсонофий (в миру – Максим Владимирович Рыжов) был пострижен в монашество епископом Арсеньевским и Дальнегорским Гурием 28 апреля 2013 года.

Меньше чем за полгода до этого, 11 ноября 2012 года он был рукоположен во священника. В настоящий момент батюшка является настоятелем храма Покрова Божией Матери в селе Анучино, а также – руководителем отдела церковной благотворительности и социального служения Арсеньевской епархии.

– Мой путь к Богу был трудным и извилистым. Когда мне было 14 лет, мама отвела меня в храм, крестилась сама и крестила меня, без моего на то желания. Это было в 90-е годы, когда многие люди по зову традиции шли в храм креститься, не осознавая, что собственно происходит, для чего это нужно и вообще нужно ли это кому-нибудь.

Вот так неосознанно мы покрестились, и для меня начались длительные поиски: душа начала чего-то требовать, чего-то искать. Сначала я искал ответы на свои вопросы в психологии, потом – в эзотерике, во всяких тайных знаниях. Я прошёл через кучу этого хлама человеческого, не имеющего никакого отношения к Божественному знанию. А душа требовала, вопияла, желала чего-то, и непонятно было, чего именно, но был постоянный вопль к Богу.

Единственное, что хорошо помню из этого времени: тогда, в 1990 году, поэт Евгений Евтушенко написал стих «Дай Бог!». Я его разучил и повторял в каких-то трудных ситуациях, даже не зная, к кому обращаюсь. Там были такие слова: «Дай Бог быть тертым калачом, не сожранным ничьею шайкой, ни жертвой быть, ни палачом, ни барином, ни попрошайкой». Это была молитва, именно молитва, обращенная к Богу о заступничестве. Поэтому хотя я и не понимал, к Кому обращаюсь, но повторял от души в трудную минуту, и Господь слышал расположение моего сердца и помогал.

Наконец, в 28 лет я оказался в полном жизненном тупике: не хотелось абсолютно ничего, смысл жизни потерялся. В Хабаровске много храмов, но я иногда заходил только в один храм – святителя Иннокентия Иркутского, который находился рядом с тем спортзалом, где я тренировался (я тогда занимался айкидо). Мне один человек посоветовал: «Если будет плохо, заходи в храм, просто постой, помолись, и Господь как-нибудь управит». И вот я иногда заходил в этот храм, когда мне было плохо. Стоял там какое-то время, душа успокаивалась, и потом шел на тренировки.

Так повторялось много раз. Но однажды вышел я с работы (работал тогда в центральной научной библиотеке города Хабаровска, занимался там ремонтом компьютеров и настройкой оргтехники) и зашел в Спасо-Преображенский кафедральный собор, где увидел священника Димитрия Винокурова. Он рассказывал каким-то молодым людям об иконах. Что-то меня подвигло подойти к нему и поговорить. Он пригласил меня на встречу их молодёжного движения.

Православные молодые люди кардинально отличались от всех остальных людей, которых я тогда знал. Было в этом обществе что-то близкое моей душе. Примерно через полтора месяца после того, как начал ходить на молодёжку, отец Димитрий спросил меня: «Хочешь быть в алтаре?» Я ответил: «Хочу». Согласился, даже не понимая вопроса. Что хочу, кого хочу, куда хочу? Что такое «в алтаре» даже не знал, хотя много раз перед ним стоял в храме, но не знал, что это алтарь.

Первоначально меня хотели взять в Успенский собор, но потом что-то переиграли в последний момент и сказали, что надо идти в храм святителя Иннокентия Иркутского, в который я иногда ходил до этого. Эта старейшая церковь Хабаровска в советское время была поругана, перестроена в планетарий. В алтаре был кабинет начальника планетария, он там курил. Но потом храм вернули Церкви, реконструировали, возродили заново.

В этот период я впервые в своей жизни причастился: в 28 лет. После Крещения в 14 лет не причащался ни разу, потому что меня не наставили и не объяснили, что это и зачем это надо. Такое и сейчас довольно часто бывает: буквально вчера ко мне пришла женщина, хочет покрестить ребенка. Далее такой диалог:

Она на меня смотрит непонимающим взглядом и говорит: «ну, надо».

– Ну, может быть какая-то защита будет…

В ходе разговора выясняется, что человек даже не понимает, что он ребенка своего хочет покрестить, зачем он сам крестился, кому это вообще нужно. Не собирается и жить по-христиански. Вот то же самое было и со мной в советское время.

Особое место в моей жизни занимает первая сознательная исповедь. Под руководством одного знакомого я исписал два листа мелким шрифтом своими грехами, которые смог вспомнить. Несколько раз подходил исповедоваться, но не мог решиться: принимал исповедь один и тот же священник, к которому мне почему-то очень не хотелось идти, душа не лежала.

Потом внутренний голос сказал мне: «Если ты хочешь покаяться в грехах, какая разница, у кого ты будешь исповедоваться, иди и всё». И я решил, что неважно, кто будет там в следующий раз, пойду и исповедаюсь. Я не знал, что батюшки служат по очереди, и можно на следующей недели прийти на исповедь к другому священнику. Для меня это было испытание, преодоление себя.

Пришел исповедоваться, достал листок с грехами, стал читать. Батюшка моментально забрал список, потому что понял, что я сам и до вечера это всё не изложу. Он сам быстро прочитал, положил епитрахиль на голову, произнёс молитву, и тогда я впервые ощутил силу Таинства исповеди. Такое ощущение, что меня освободили от какого-то груза, ярма, которое лежало и давило на меня все предыдущее время, потому что исповедь была искренняя. Наступило очень сильное покаянное чувство, чувство освобождения от грехов. В этот же день я причастился, точно так же, как и исповедовался: не знал, что там, как там будет, мне просто сказали, что надо пойти причаститься, ну хорошо, надо так надо.

Для меня весь мир изменился в тот момент, когда я вкусил святых Христовых тайн! Как если бы слепой человек вдруг начал видеть, если бы человек был дальтоником и неожиданно стал различать все цвета радуги, которые в этом мире есть, вот точно так же, в один миг, во мне произошли изменения. Я начал мир видеть в каком-то ином цвете. Конечно, он не поменялся, а открылись на время мои духовные очи, и я узрел, что мир другой. И самое главное – я ощутил любовь, которая во мне просто умерла к тому времени.

До этого я был совершенно равнодушен, холоден к людям, а в этот момент у меня появилось чувство любви к ближнему, ко всем абсолютно, не различая пола, возраста, цвета глаз и прочего. После таких событий у меня что-то внутри кардинально изменилось. Жизнь потекла в каком-то другом русле, в поиске какой-то духовной радости. Обычные удовольствия уже не интересовали, потому что они поблекли по сравнению с тем духовным ликованием, которое дает Господь, отверзая сердце человека к познанию истины.

Как я уже рассказывал, в 28 лет меня ввели в алтарь, можно сказать, что с улицы. На моём первом вечернем богослужении в алтаре произошло интересное событие. Меня одолела сильная борьба помыслов: «Что ты сюда пришел, это балаган какой-то: собрались какие-то клоуны, переодеваются, бегают туда-сюда, занимаются какой-то ерундой. Что тебе здесь делать?» Тогда я еще не знал, что такое мысленная брань, и хотел в этот же день уйти и больше не приходить в алтарь.

Но все-таки решил перед этим подойти к первому священнику, с которым познакомился – к о. Димитрию. Он сказал: «Да ладно, потерпи недельку буквально, потом сам увидишь, как всё изменится». Решил послушаться его, и сразу же после этого брань отступила: приходя в алтарь, уже чувствовал не брань, а удивительный покой и тишину. И такого покоя я не ощущал никогда и нигде.

В первое время при входе в алтарь у меня было такое ощущение, что ты с воздуха входишь в воду, как будто ты преодолеваешь какую-то преграду напряженную и входишь в мир иной, принципиально другой. Стал приходить в алтарь, помогать, молиться, пономарить. Сначала в голову ничего не входило, все время терялся, много ошибок было, было ощущение, что проходишь ядерную физику. Постепенно обучался, со священниками разными знакомился.

Мне сказочно повезло, что я встретил там моего первого духовного отца и наставника – иерея Игоря Зуева. Он всю мысленную мою брань видел, где-то что-то советовал, руководил, направлял, наставлял. Внутренний мир переплавлялся по мере духовного роста, я начал литературу духовую читать, постоянно исповедовать грехи, каяться во всем, иногда даже плакал на исповеди. У меня не было какого-то особого желания стать священником: я просто помогал в алтаре и работал параллельно.

В храме я видел людей, которые кардинально отличались от моих коллег по работе. Христианин отличается от язычника очень сильно, поэтому надо побывать в обществе одних язычников и в обществе одних христиан для того, чтобы увидеть эту разницу, почувствовать ее. Именно в храме я почувствовал семейную атмосферу любви, которую ни с чем не перепутаешь.

В какой-то момент я уволился с работы. Задавал себе вопрос, как дальше буду жить, потому что на пономарскую зарплату не протянешь. Но решил, что Господь как-нибудь управит. Долгое время я был единственным пономарём в храме святой преподобномученицы Великой Княгини Елисаветы при железнодорожной больнице, помогал отцу Игорю.

– Нет, на тот момент я так уже привык к богослужению, что просто жил на службе: утром приходил, вечером уходил. По церковным правилам, в течение первых 40 дней после открытия храма служба в нем должна идти беспрерывно, вот мы с о. Игорем и служили: он священник, а я пономарь. Интересное было переживание, когда наш храм посетил тогдашний архиепископ Хабаровский и Приамурский Марк (Тужиков): всё время его присутствия я почему-то пытался забиться в дальний угол, чтобы меня никто не видел, какой-то страх был. Сейчас я понимаю, что это просто была духовная брань.

Однажды о. Игорь спросил у меня: «Будешь поступать в семинарию?» А я и не знал, что такое эта семинария, но с благословения батюшки начал готовиться, что-то читать, молитвы я тогда уже выучил. Экзамен по литургике сдал легко, помог опыт служения пономарём, а история уже тяжелее далась. Тем не менее, я поступил и начал учиться. Семинаристы живут в общежитии, и в первое время этот вынужденный переезд дался мне тяжело.

За всё время моего пономарского служения и учёбы в семинарии у меня ни разу не возникла мысль о том, что буду священником. Меня вопрос этот даже не занимал, я думал только о том, что пойду по монашескому пути. Читал духовную литературу о подвигах святых монахов, сам принимал участие в молитве, несколько раз испытывал различные духовные состояния, о которых трудно говорить. Наверное, не все так переживают, но у меня это было очень сильно.

Например, когда я первый раз вышел читать Апостол во время богослужения, у меня возникло такое ощущение, что через меня проходят гигабайты какой-то энергии. Когда закончил читать, я не знал, что читал, о чем читал. Зашел в алтарь и стоял минуты три ни жив, ни мёртв. Потом стало поспокойнее, конечно. И сейчас, когда читаешь Апостол или Евангелие, все равно благодать чувствуется, хотя и не в такой острой форме, конечно. Одним словом, люди, которые не читают Священное Писание, не молятся, тем самым лишают себя многих утешений.

Учиться мне было очень сложно: в течение всех пяти лет хотел бросить эту семинарию, так как резко ухудшилось здоровье, и с каждым годом обучения становилось всё хуже. Много раз хотелось бросить, но о. Игорь останавливал, говорил, что надо продолжать, надо закончить то, что начал. Никто иной не имел на меня такого влияния и авторитета, и только благодаря молитвам о.Игоря я смог закончить семинарию, пройти этот путь. Но после её окончания, из-за плачевного состояния здоровья мне пришлось вернуться домой, а не пойти в монастырь, как хотел.