В 2016 году Арсеньевской епархии исполняется 5 лет. В связи с этой круглой датой планируется выпустить цикл интервью под названием «Люди Арсеньевской епархии». Люди Церкви – кто они? Жизнь пройти – не поле перейти, но каждого человека ведет Божественный Промысел. Люди – это главное богатство, главное сокровище всей полноты Церкви и Арсеньевской епархии как её части.

Протоиерей Михаил Ребрий – батюшка, с которого началось духовное возрождение северо-востока Приморья. Отца Михаила можно без преувеличения назвать апостолом Арсеньевской епархии. Сейчас батюшке 80 лет, он награжден церковными и светскими наградами (в частности, в 2015 году ему было присвоено звание почётного гражданина г. Арсеньева). Позади – многотрудная исповедническая жизнь. А как всё начиналось? Об этом мы и хотим у него спросить.

– Я к Богу не приходил, это Бог ко мне пришел. Родился я в верующей семье в Закарпатье: у меня было три брата и две сестры. Рано утречком вставали, и день начинался с того, что старший брат или отец брал какую-нибудь священную книгу и читал её, а мы все стояли по стойке смирно и слушали. Вот так это всё и происходило.

– В 1945 году мне было 10 лет, я уже окончил три класса венгерской школы. На нашей земле не было военных действий, поэтому война нас почти не коснулась. Правда, немцы пытались мобилизовать мужчин в венгерскую армию. Кто успел, уходил в партизаны, а кто не успел, того они забирали. Моему старшему брату было 21 год, его пытались призвать во вражескую армию, но он убежал.

Помню только самый конец войны. Когда немцы отступали под натиском Красной армии, они забирали с собой всё, что могли. У моего отца была большая красивая кобылица, жалко было ее отдавать. Поэтому, когда к нашему дому подошли немцы, я вскочил на нее и ускакал. Немец погнался за мной на своей кляче, стрелял, хотел меня убить, но, милостию Божией, не попал и не догнал. Я уехал в лес, в наш лагерь: там жители села прятали скотину от немцев. Ночью разбомбили деревенский железный мост, а к утру немцев уже не было. А больше о войне ничего не помню.

– Да, мой первый духовник, архимандрит Иов Угольский впоследствии был прославлен как местночтимый святой Хустской епархии (находится в Закарпатской области). Сам он родом из той же деревни, что и моя матушка. Во времена хрущёвской «оттепели», когда я пришел из армии, он благословил меня поступать в семинарию.

Он обладал даром прозорливости. Например, когда я только стал священником, был такой случай. Приехал в Карпаты ночью, из Москвы, и об этом никто не знал. Утром, чуть стало светать, приходит ко мне какой-то мужик и спрашивает: «Вы знаете архимандрита Иова? Он Вас ждет». Мой духовник послал за мной этого мужика. Откуда он знал, что я приеду? Одну из первых своих Литургий я служил в его храме, в то время как сам о. Иов поехал в какое-то другое место освящать престол.

Впоследствии о. Иов часто приглашал меня служить с ним вместе, особенно на освящение церквей. Когда я был диаконом во Владивостоке, то часто приезжал к нему на время отпуска, чтобы вместе послужить.
Службу я всегда очень любил и хотел ее освоить, старшие священники побуждали меня изучать Типикон. Вот я и просиживал ночи над Типиконом: разбирался в уставе, заучивал наизусть священнические молитвы. И своих воспитанников (ученики о. Михаила – ныне священники Приморской митрополии – Е.П.) впоследствии тому же учил.

– Из Московской семинарии меня отправили сюда по распределению. Тогда направляли не на время, как сейчас, а на всю жизнь: куда направили, там и служи.

– В Спасск-Дальний. Там был постоянно действующий храм, который никогда не закрывался. Впоследствии меня направили во Владивосток, в Никольский храм, а затем в Иркутск – служить в Крестовоздвиженском храме.

– Родное забыть нельзя, как нельзя забыть родную землю и родной язык, семейное воспитание. Где бы человек ни был, он не может забыть того, что сформировало его как личность.

После Спасска-Дальнего мне дали указ на Находку. Но ни во Владивостоке, ни в Находке я не смог толком служить: из-за близости моря и морского воздуха по утрам из носа шла кровь. А когда у священника какой-либо орган кровоточит, он не может совершать Бескровную Жертву. Поэтому я просил Владыку меня куда-нибудь перевести подальше от моря. Он спросил: «Знаешь город Арсеньев?». Я ответил, что первый раз слышу. Тогда Арсеньев был закрытым городом, его даже не было на карте. Это было связано с тем, что здесь уже тогда выпускалось оружие: завод «Аскольд» изготавливал детали для подводных лодок, а «Прогресс» – свои знаменитые вертолёты. Американцы подначивали русских, радио «Голос Америки» тогда шутило про Арсеньев: «Есть такой город в России, и в нем есть заводы, выпускающие летающие стиральные машины».

В 1979 году, когда я прибыл в Арсеньев, он был похож на остров: ниоткуда не было возможности заехать. На месте нынешнего храма Архангела Михаила были заросли шиповника, здесь даже картошку не садили.
Начал обивать пороги, чтобы власти разрешили построить церковь. Но никто и слышать об этом не хотел. Разрешили только поставить индивидуальный дом 7 на 8 метров, и больше ни-ни. Но я понимал, что этого мало, и заложил 8 на 12. Власти приходили ко мне, угрожали: «Тебя посадят». Я отвечал: «Буду сидеть, если иначе нельзя».

Начал копать фундамент, а на стройматериалы денег не было. И даже когда и средства находились, всё равно никто ничего не продавал. Бывало, придешь в какую-нибудь строительную организацию, а они тебя гонят: «Пошел отсюда, мы еще попов не обслуживали!»
Как-то пошел фотографироваться на документы, а мне сказали «С крестом нельзя, и сначала нужно постричься». Еле их уговорил на нужную мне фотографию.

Тогда еще помогал мне один дед из Дальнегорска, мы вдвоем с ним эти траншеи рыли. Цемента купить нигде нельзя было.

Бывали и курьёзные случаи. Например, жил тут в те годы Мишка-грузин, лютый пьяница. Работал бригадиром, обещал привезти цемента. Как-то приехал на ГАЗ-51, и говорит: «Бери, разгружай сколько надо». А сам такой пьяный, что аж выпал из кабины и тут же уснул. А цемент не мешками, а рассыпной. Я быстро сбил короб из досок и туда высыпал. А Мишку мне самому пришлось домой отвозить, потому что он даже стоять не мог.

В строительстве храма мне очень помогла моя супруга: только она умела к каждому найти подход, умела выпросить нужные стройматериалы. Она беременная ночами в очередях простаивала, чтобы силикатный кирпич для храма достать.

– Да, много всего пришлось пережить. Тогдашний мэр города Арбатская Вера Михайловна говорила: «Здесь не будет полноценного храма, потому что здесь находится взлетная полоса. Купола будут мешать самолётам взлетать». А я ей ответил: «Запомните, купола тут будут и колокольня будет стоять, а самолеты летать не будут!» Сам не знаю, почему так сказал, но факт остаётся фактом: именно так всё и получилось. Но впоследствии, когда строили Благовещенский собор, Вера Михайловна по моей просьбе перевела на него 3000 рублей.

У храма Архангела Михаила не было никакого проекта – некому было его делать. Я просил местного архитектора Шишкина сделать проект, но он отказался: «Прости, у меня на это знаний не хватает». Поэтому прямо на асфальте я нарисовал чертеж, по нему делал эскиз и по нему сам же и строил. Сначала купол пристроил, а потом, уже через много лет, колокольню. С куполом было проще, кран легко доставал, а вот уже на колокольню его на хватало, а найти другой кран негде было.

Что касается строительства, то власти так и говорили, что снесут все бульдозером. Я им отвечал: «Ну так и сносите, не тяните время». Слава Богу, что ничего не снесли в итоге.

– Верующие были, но никто не говорил об этом открыто – боялись. Когда я собирал подписи за строительство храма, за возведение дома Божия, людей приходилось буквально умолять чуть ли не на коленях: кто родственников боялся, кто еще чего-то. Боялись открыто исповедовать себя христианами. Очень трудно было: в моем доме выбивали окна, моих детей в школе дразнили: «вон, попёнок пошёл!» Старшему сыну военрук прострелил ногу, специально или нет, никто не знает. Потом он приходил ко мне, просил, чтобы я на него не подавал заявление в полицию. Я согласился, но с условием, чтобы больше такое не повторялось. Такие вот были времена.

– Конечно лучше, сейчас три церкви уже действуют, и еще построим. А когда-то было всего 20 верующих в городе.

– Люди видели, что я делаю. Лучше делами показывать, чем языком. Нужно служить примером всей своей жизнью, а не только быть оратором.

– Когда я служил во Владивостоке, пришлось построить храм в честь святых апостолов Петра и Павла в Советской гавани. Неделю я работал на стройке, а на воскресенье улетал обратно во Владивосток. Еще приходилось восстанавливать иконостас в Благовещенском храме.

– Нет, везде меня приглашали, а из Арсеньева – наоборот, гнали. Наш город изо всех мест, где я служил, был самым тяжелым. Во всех остальных местах ранее действовали храмы: например, во Владивостоке была одна действующая церковь на весь город. И только в Арсеньеве храмов никогда не было. Я так и говорил Владыке Серапиону, который меня сюда направил: «Если я не устою, значит, священника здесь не будет». Позже я пожалел об этих словах, но просто настолько плохое было ко мне отношение.

– Я писал в горисполком, чтобы выделили место под строительство нового полноценного храма. Было несколько возможных площадок для строительства, например, напротив аптеки №76, где «Приморочка», или на перекрестке улиц 25 лет Арсеньева и Ломоносова. Власти предлагали место рядом с памятником Арсеньеву и Дерсу Узала. В конце концов, было принято решение, чтобы люди сами выбрали площадку под строительство. В местной газете напечатали вырезные талоны с указанием разных возможных мест для постройки собора. Люди их вырезали и приносили в горисполком. В результате большинство проголосовало именно за тот участок, на котором сейчас и стоит храм.

– Так благословил архиепископ (ныне митрополит) Вениамин.

– В отличие от Арсеньева, в Анучино, Кавалерово, Чугуевке, Дальнегорске, Тернее, Пластуне, в Яковлевке и других населенных пунктах северо-востока Приморья до революции действовали храмы. В наше время тоже оставались верующие люди, которым из-за отсутствия священников приходилось ездить за духовным окормлением в Спасск или Уссурийск. Когда же они узнали, что в Арсеньеве появился священник, то стали приглашать меня, просить, чтобы я приехал к ним хотя бы на один день. Во время постов я всегда разъезжал по районам, потом и по деревням: совершал требы по просьбам людей, основывал приходские общины.

– Молодые люди приходили, чтобы научиться служить Богу. Много было и таких, которые не хотели учиться и уходили. Воспитывать нужно по-человечески, не палочной дисциплиной. Главное качество, которое должно быть у священника, да и у человека вообще, тем более верующего, – смирение. И еще: с водкой не иметь дела никакого. Обязательно нужно хорошо знать церковный устав, в Типикон поглядывать.
Недавно ко мне приезжал в гости иеродиакон Гермоген из Находки, говорил: «Я боюсь рукополагаться во священника, это такая ответственность!» И действительно, со служителя Божия спрос большой. Ты исповедуешь, с каждого снимаешь грехи – это одно, а другое – за каждого исповедника надо будет и ответить пред Богом. Почему мы молимся за архиереев, за Патриарха? Потому что они такие же люди, как и мы, и нуждаются в молитвенной поддержке.

Нужно молиться обо всех. Как сказал св. Иоанн Златоуст:

«Мы обязаны пастырям несравненно более, чем нашим плотским отцам, потому что эти рождают нас для мира и для жизни с миром, а те – для неба и для вечной жизни с Богом».

И св. апостол Павел писал в Послании к евреям: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их… Молитесь о нас; ибо мы уверены, что имеем добрую совесть, потому что во всем желаем вести себя честно».